Школьные тайны и геометрия первой любви. Американские приключения русской учительницы - Татьяна Мануковская

Я научилась совмещать обе части поговорки, выкинув из неё союз «либо», и заменив его на «и». Я водила машину и каждый раз чуть-чуть умирала от страха и напряжения.

Да и « культурный шок» был всегда со мной. А, может, это я была с ним. Но мы жили и работали вместе.

Занятая этими размышлениями, я и не заметила, как подъехала к школьной ограде и стала вспоминать свою встречу с директрисой Вией.

Я вошла в её кабинет, набросив на рот дежурную улыбку и размягчив все вредные и непокорные мысли, которые обычно набрасываются на меня перед встречей с начальством. Иначе говоря, я вошла этакой счастливой овечкой, отключив механизм критического мышления. То, что его надо выключать перед всеми «рабочими интервью», я поняла далеко не сразу. И первые двенадцать из них я с треском провалила.

Но стоило мне начать работу и в начале каждого семестра подписывать инструкцию, где языком для «простейших» перечислялось, что мне надо делать, что можно и что нельзя, – как я поняла все свои ошибки на собеседованиях. Потому что каждая инструкция заканчивалась фразой: «Развитие критического мышления у школьников запрещается».

– Господи, да как же легко, оказывается, научить всех граждан чувствовать себя счастливыми, – в великом озарении подумала я. И с тех пор тренировалась ежедневно: включаю критический взгляд, выключаю. Включаю, выключаю.

Естественно, перед тем, как предстать перед боссами, я моё «тоталитарно критическое (как у большинства русских) мышление» «вырубала» как свет за неуплату. Сумерки разума делали меня гораздо сговорчивей.

Каково же было моё потрясение, когда директриса Вия встретила меня словами:

– Надеюсь, миссис Ти, Вы не разучились развивать критическое мышление у своих учащихся? И питаю надежду, что Вы не растеряли способности вовлекать студентов в групповые дискуссии и поиски альтернативных ответов.

Высокая белокурая дама сказала всё это на ломанном русско-латышском языке. Сказала уверенно и твёрдо. Но, взглянув ей прямо в глаза, я замерла от неловкости.

Большие голубые глаза не могли спрятать глубокую печаль ни за напускной холодностью, ни, за напускным же, безразличием.

Миссис Вия, между тем, продолжила, но очень кратко.

– Вы будете вести Историю в одиннадцатом классе. Новейший, послевоенный период.

Мы верим в ваше образование, доверяем методике и надеемся на взаимно – обогащающее сотрудничество.

Это говорилось уже на английском с приятным латышским акцентом.

В тот раз я отказалась от предложенной должности. По ряду причин: школа была очень далеко от меня, я готовилась начать работу в колледже и только что записалась на курс Мировой Истории профессора Вебстера, который прибыл к нам всего на пол – года из Шотландии. Мне показалось, что я сказала «Спасибо, нет» очень твёрдо и однозначно. Но, как оказалось, моё «Нет» означало «Нет» только для меня. Пришлось смириться.

Встряхнув все эти мысли в нужном отделе головы, я их отключила, включила «Позитивный настрой» и «Я сделаю это!» и направилась в кампус. Я быстро нашла кабинет истории, встала за дверью и прислушалась. То, что я могла уловить правым ухом, меня насторожило. Когда, загнув оба уха в форме локаторов, я буквально прилипла к двери и прислушалась получше, я испугалась. То, что я слышала, не было ни криками, ни громкими ударами. Всё было намного хуже.

Глава 2. Розовый закат на чёрном озере, живой покойник и подвал ужасов

Вечеринка по случаю Хэллоувина была в разгаре. Впервые им разрешили праздновать этот не всеми любимый праздник по-взрослому: без родителей, на заброшенной даче Сэма. Сама дача и её расположение придавали особый, тревожный привкус «неправедному сборищу чёрной силы», как назвали этот праздник сами празднующие. Все они были учениками выпускного, двенадцатого класса лучшей школы в округе с поэтичным названием «Школа Розового Заката».

Дача, скрипевшая и стонущая старыми балками от каждого порыва злого, нетипичного для Калифорнии ветра, возвышалась довольно уродливой пирамидой на берегу «Чёрного озера». Само озеро славилось тем, что напоминало кальмара, протянувшего кривые щупальца в глубину хоть и небольшого, но дикого лохматого леса.

– Эй, Сэм, не пора ли нам открыть папин ящик с пивом? – гнусаво протянул Боб. – Мы же знаем, что он всегда прячет пару ящичков в подвале.

Девочки затарахтели все разом, возражая.

– Сэм, ты же бойскаут! Бойскауты не пьют!

– И это не наше пиво!

– И, вообще, пора в страшилки играть.

– Так вот и поиграем! Кто пойдёт в чёрный, чёрный подвал по очень старой и гнилой лестнице? – не сдавался Боб.

– Ты и иди! – закричал Призрак с огромными ушами и сверкнул Очками Ужаса с батарейками. При каждом резком движении головы батарейки включались, и глаза сверкали противным, иногда просто мерзостным, чёрно-болотным светом.

В этот момент Сэм что-то разглядел в окне и истошно закричал:

– Покойник! Там… На дереве…

Самая крупная и невозмутимая девочка презрительно хмыкнула и подошла ближе к оконному стеклу.

О май год!!! Oh, my God, oh my God!! – завопила она. – Он открывает рот! Он дёргается и открывает рот!!! Девушка закрыла глаза руками и села на пол.

Староста класса, всегда прямой и несгибаемый Джесс, решил взять ситуацию в свои руки.

– Сэм и Боб, идите за мной! Накиньте накидки или плащи, дождь пошёл!

Это было невероятно! После двух лет засухи косой, путающийся в фалдах ветра мощный ливень, решил, видимо, подыграть всем любителям нечистой силы и превратил окрестности в декорации фильма «Всемирный потоп. Пробуждение водной стихии».

Внезапно стало тихо. Все в растерянности оглядывались по сторонам, ища Фанки. Фанки был мастером на розыгрыши (не всегда безобидные) и на всякие невероятные переодевания. Он так в этом преуспел, что однажды учитель религии чуть не поверил в раздвоение собственной личности, зайдя в класс и столкнувшись нос к носу с самим собой, стоящим у доски и торжественно поющим псалом «К радости». После этого Фанки долго не ходил в школу, откуда его исключили на целый месяц, но исправно ходил в местный центр Коррекции Умственного Здоровья, куда добровольно поместил себя учитель религии. Фанки, несмотря на истеричные протесты учителя, считал своим долгом навещать его.

Джесс в сопровождении друзей выбежал на улицу, остановился и прислушался. Со стороны леса действительно неслись сдавленные, слабые стоны. Иногда они переходили в душу холодящие хрипы.

Ребята подкрались к дереву, с которого что-то свисало, и тут же в ужасе остановились: под деревом лежал ещё один покойник. Бледный, начинавший синеть двойник Фанки.

Джесс призвал всю свою бойскаутскую силу воли и дотронулся до ног свисающего человека. Ноги дёрнулись.

– Сэм, лезь на дерево! Боб, принеси нож, пилу и нашатырный спирт! – чётко отдавал команды староста.

Сам он подставил крепкие плечи под ноги свисающего человека, чтобы ослабить силу тяжести и натяжение верёвки. Через несколько минут настоящий, но полуживой Фанки, лежал на сырой земле и пробовал открыть глаза. Рядом валялся его Хэллоувинский двойник-покойник.

Что произошло, стало ясно только спустя полчаса. Именно столько понадобилось Фанки Шутнику, чтобы придти в себя и начать говорить.

Будучи «пофигистом», когда дело касалось учёбы, Фанки был абсолютным перфекционистом, как только речь заходила о «приколах» и розыгрышах. В эту чёрную ночь, на берегу Чёрного озера, набухавшего чёрными дождевыми и грязевыми потоками, он решил разыграть всех по-чёрному. Целый месяц Фанки изготовлял себя самого, только тряпичного (не без помощи мамы, от которой он и набрался этой страсти к пугалкам), чтобы устроить «Чёрную Вечеринку Века». Он незаметно вышел из комнаты и направился к ближайшему от окна дереву, под которым его ждал приготовленный заранее табурет, и, не спеша, приступил к выполнению плана.

Будучи, как уже отмечалось, перфекционистом, он добивался абсолютной правдивости создаваемых образов. Чтобы понять, как «правильно», то есть естественно, должен свисать труп с дерева, он решил поупражняться на себе.

– Я влез на табурет, обернул петлю вокруг шеи, запомнил, на какое место какой ветки надо будет повесить «себя», и стал готовиться к спуску на землю.

Но Фанки не подумал о том, во что превратится пластмассовый табурет под таким сильным дождём. Нога соскользнула с мокрого сиденья, – и он повис. Повис, действительно, очень натурально и естественно. Чем бы всё кончилось, если бы не взгляд Сэма в окно, ребята решили не думать. Зато все дружно согласились открыть коробку пива в подвале.

Возражали только две девочки. Серьёзная, разумная, рассудительная Софья и её лучшая подруга: взбалмошная, необыкновенно живая, всегда всем сочувствующая хохотушка Тришка. Так все называли её с первого класса, начисто забыв красивое, но слишком длинное для «эсэсмэсок» имя Патриция.